Невеста по контракту - Страница 2

— Видишь ли… — более ласковым тоном, словно перед ней туповатый ученик, которому не мытьем, так катаньем надо втолковать, как решается задачка, произносит Сюзанна. — По-моему…

— Мне некогда! — Резко разворачиваюсь и быстрыми твердыми шагами иду прочь.

На сей раз сюрприз поджидает меня. Хоть и до конца рабочего дня Маркуса остается по меньшей мере часа три, он дома, причем престранно себя ведет и выглядит. Стоит посреди прихожей в окружении двух чемоданов и трех дорожных сумок и смотрит на меня так, как смотрел, когда, прилюдно осыпав начальника бранью, с треском вылетел с предыдущей работы. Всматриваюсь в него внимательнее. Нет, сегодня мой любимый немного другой. В прошлый раз в его взгляде помимо вины ясно виделось желание ее загладить, теперь же светится настораживающая решимость и ни капли сомнения в собственной правоте.

У меня привычка: когда пахнет опасностью, притворяться, что мне это только кажется, и прикидываться беззаботной. Особенно если дело касается Маркуса. С ним на многое приходится закрывать глаза. Но что поделать? Любовь в самом деле требует бесконечных жертв.

Окидываю чемоданы быстрым взглядом, пытаясь хоть на минутку про них забыть, подлетаю к Маркусу и повисаю у него на шее.

— Эх! Я рада и не рада, что ты дома! — Звучно чмокаю его в губы и, не разжимая рук, немного наклоняю голову назад. — У меня была потрясающая идея! Воплотить ее в жизнь хотелось до твоего возвращения!

Маркус натянуто улыбается и осторожно, но настойчиво убирает со своей шеи мои руки.

— Сиара… — Он закашливается.

Моя душа начинает дрожать мелкой дрожью, но я из последних сил стараюсь не допускать черных мыслей.

— Видишь ли, Сиара Энн…

Сиара Энн — это уже слишком. Во-первых, я терпеть не могу свое второе имя. Энн! Затрепаннее не придумаешь ничего, разве только Мэри. Во-вторых, когда Маркус так ко мне обращается, притворяйся не притворяйся веселой, это верный знак того, что беды не миновать.

— Нам надо поговорить, — с видом мученика произносит Маркус, но, несмотря на всю его растерянность, я по-прежнему чувствую, что он, не щадя меня, вот-вот сообщит нечто ужасное. Ему что-то взбрело в голову, и отказываться от своих намерений у него нет ни малейшего желания.

Я почти в панике и инстинктивно стремлюсь уберечься. Хватаю Маркуса за руку, тяну в сторону гостиной и так звонко, что у самой дребезжит в ушах, с идиотски широкой улыбкой на губах предлагаю:

— Пойдем в комнату! Устроимся на диване, включим музыку. И поговорим.

Маркус высвобождается, упрямо качает головой, поднимает чемоданы и крепко вцепляется в ручки, будто они рукоятки пистолетов, из которых он собрался расстрелять толпу неприятелей.

— Нет. Побеседуем здесь и сейчас. Такие вопросы лучше решать быстро и уж конечно без музыки.

Наклоняю голову, опять смотрю на сумки и чемоданы, будто только теперь их заметила, и смеюсь беспечным смехом, который в любое мгновение грозит перелиться в истерику.

— Тебя что, отправляют в длительную командировку? Куда? В Антарктиду? Ты накупил пуховиков и шапок, чтобы не отморозить уши и не слечь с воспалением легких? — Теперь я уже не смеюсь, а хохочу, да так заливисто, что самой становится жутковато. Это от страха и от перенапряжения. А главное, от сводящего с ума дурного предчувствия, которое хочется вырвать из души клещами и закинуть далеко-далеко, точно упругий резиновый мяч.

Маркус дожидается, когда я угомонюсь, и говорит, глядя на меня исподлобья уже не виноватым, а раздраженно-злым взглядом. Вытираю с глаз слезы и смотрю на него с той же глупой улыбкой.

— Нет, меня не отправляют в командировку. Я ухожу.

У меня из груди снова вырывается смешок, но совсем иной — глухой и прерывистый. Моргаю, наотрез отказываясь понимать, к чему ведет Маркус.

— Уходишь? Куда? И… надолго ли?

— Насовсем, Сиара Энн.

Проклятье! Надо было вообще не говорить ему, какое у меня второе имя. Своими «Сиарами Энн» он меня доконает. Впрочем, речь сейчас о другом. «Насовсем»! — повторно звучит в моих ушах, и от чудовищности этого слова темнеет солнечный свет за окном. Опять смеюсь, хоть из-под ног уже уходит земля.

— Подожди… — Похлопываю Маркуса по груди. Это какое-то недоразумение, пульсирует в затылке заторможенная от испуга мысль. Такого не может быть… — Ты, наверное, обиделся на то, что… — Умолкаю, напряженно раздумывая, чем я могла до такой степени оскорбить Маркуса. — Может, я иногда чересчур подолгу нежусь в ванне? Так это только потому, что вода меня успокаивает, как ничто другое. К тому же… — В отчаянии всплескиваю руками, издаю очередной смешок, больше похожий на стон, вцепляюсь в руку Маркуса так, что ему в кожу впиваются мои ногти, и снова тяну его в сторону гостиной.

Он вынужден опустить чемоданы, но не двигается с места и нетерпеливо дергает головой.

— Сиара, я не желаю превращать этот разговор в слезливую тягомотину! Потому что решение мое окончательное и бесповоротное, а долгие объяснения лишь усугубят боль. Прежде всего твою.

Очертания Маркуса и прихожей внезапно делаются расплывчатыми, все вокруг будто обволакивает дымка тумана. Он уходит от меня, и решение его окончательное! Это больше похоже на бред…

Думаете, это я упросила Маркуса быть со мной, я бегала за ним, я его соблазняла? Ошибаетесь. Он первый в меня влюбился и только его усилиями завязался наш роман, а в моем сердце возникло ответное чувство.

Мы познакомились, как и большинство пар, случайно и не ожидая никаких чудес. Более того, при весьма печальных обстоятельствах. У нас на глазах мчавшийся на всех парусах «мерседес» чуть не задавил женщину, и нам как свидетелям пришлось задержаться на месте происшествия и давать показания копам. Когда нас отпустили, я, совершенно ничего не подразумевая, повернулась к Маркусу, глубоко вздохнула и сказала: