— Простите, мне правда очень жаль. Поездим по Лондону в другой раз.
Мирабель с чувством сжимает мои пальцы.
— Когда?
Растерянно смеюсь.
— Пока не знаю. — Мне делается так грустно, что к горлу подступает ком. Нет, распускаться нельзя! — Когда будет погода получше, — изо всех сил стараясь казаться веселой, добавляю я. — Не слишком-то приятно осматривать город в дождь.
Мирабель кивает. Замечаю, что в ее глазах блестят слезы. Она отступает на шаг назад, окидывает меня любящим взглядом и горячо обнимает.
— Пообещай, что постараетесь вырваться к нам как можно быстрее! — с ласковой требовательностью просит она. — И, пожалуйста, не затягивайте с детишками, — шепчет она мне в ухо. — Мужчинам всегда кажется, что обзавестись потомством они еще успеют. Им некогда задумываться о том, что с годами мы, увы, не молодеем. Если бы не женщины, человечество давно вымерло бы.
Мне больно и тоскливо, но я смеюсь. Мирабель треплет меня по руке.
— Большое-большое спасибо, что уважила меня. Поосторожнее в дороге.
Машу рукой, уже пятясь к парадной двери. Надо исчезнуть отсюда до пробуждения Нейла.
— Кстати, а где Нейл? — спохватывается Мирабель. — Ждет на улице?
Качаю головой.
— Он что, не проводит тебя до аэропорта? — озадаченно спрашивает она.
Прикладываю палец к губам и произношу громким шепотом:
— Я… не успела ему рассказать, что уезжаю.
— Как это так? — недоумевает Мирабель.
— Он еще спит, я не захотела его будить, — сбивчиво объясняю я.
Старушка — может, в надежде задержать меня — продолжает расспрашивать:
— Когда же тебе позвонили?
— Гм… около часа назад.
Мирабель смотрит на часы.
— Сейчас почти семь. Если тебе позвонили в шесть, значит, в Нью-Йорке была ночь. — Она качает седой головой. — Что-то я ничего не пойму.
Я, почти приблизившись к двери, приподнимаю руку.
— Наш режиссер… известный полуночник. А положение, сами понимаете, критическое.
Мирабель задумчиво кивает. Ее лицо становится детски растерянным, и мое сердце вновь сдавливает жалость.
— До скорой встречи! — как можно более воодушевленно произношу я.
Мирабель прижимает руки к груди.
— До скорого, дорогая!
Еду в Лондон потерянная и несчастная. Досады, как в случае с Маркусом, нет, но мучает более острая, почти непереносимая боль. Такое чувство, что сегодня ночью, когда я уснула, опьяненная любовью, Нейл умудрился вскрыть мое сердце и навек поселить в нем кусочек себя.
Когда объявляют посадку, отправляю ему сообщение: «Пришлось уехать по срочным делам. Побеседуем после». Четко и сдержанно. Без малейшей примеси глупых чувств. Надеюсь, он поймет, что беседа пойдет о нашей сделке. О первой, оформленной письменно, или о второй, устной. Но никак не о событиях прошлой ночи…
Бреннан отпустил меня на полмесяца, так что сегодня мне можно было спокойно выспаться и хоть целый день пробездельничать. Но я, представив, как с утра до вечера буду в который раз вспоминать разговоры с Нейлом, его взгляды, растерянность, заботу и нашу ночь, решаю выйти на работу немедленно.
Утро начинается как обычно: сверху доносится раскатистое «О-о-о-ливер!», пахнет свежесваренным кофе и светит солнце. Собираюсь очень быстро, не особенно заботясь о том, должным ли образом лежат волосы и подходят ли туфли к платью. Перед уходом бросаю случайный взгляд на халат Маркуса, что до сих пор висит на двери в ванную. Надо бы собрать все его вещи и сложить в сумку, чтобы, как только он явится, сразу отдать их и тут же выставить его вон, мелькает в голове мысль, а душа, к моему счастью, молчит. Теперь в ней тоска по другому парню, по тому, о ком мечтать нельзя.
Скажете, чересчур быстро я оправилась от прошлой любви и воспылала новой? Назовете меня ветреной, непостоянной, пустышкой? Поверьте, мои нынешние чувства глубокие и чистые. Почему они прокрались в сердце так внезапно и скоро? На подобные вопросы не найти ответа.
В издательстве меня поджидает сюрприз. Прохожу в огромный общий зал, разделенный перегородками на мини-кабинеты для полутора десятка человек, приближаюсь к своему закутку и вижу совершенно незнакомого парня. Он с сосредоточенным видом смотрит в экран компьютера и не замечает никого вокруг.
— Простите… — в растерянности бормочу я. — Меня зовут Сиара Купер. Я…
Парень поднимает голову. Весь его вид так и говорит: какого черта отрываешь меня от дел?! Внезапно складки между его рыжеватых бровей расправляются, а толстые губы растягиваются в улыбке. Он кивает.
— А, да! Мне сказали, вы будете в отпуске еще неделю, не меньше.
— Я вернулась раньше и хотела бы приступить к работе, — начиная злится, сдержанно произношу я. — Если не возражаете…
Парнишка не поднимаясь поворачивается ко мне на крутящемся стуле и протягивает руку.
— Я Бобби Уэйн. Меня взяли на ваше место.
Машинально обмениваюсь с ним рукопожатиями, в ужасе округляю глаза. О нет! Столько ударов подряд мне просто не вынести!
— Меня что… уволили?
Бобби смеется.
— Не уволили — повысили.
Уже? — недоумеваю я, вспоминая беседу с отцом Сюзанны. Я думала, подобные дела не делаются столь скоро. Как снег на голову обычно сыплются лишь неприятности.
Бобби кивает в конец зала. Смотрю туда и не верю своим глазам. Возле одного из отдельных кабинетов уже висит табличка: «Сиара Купер. Редактор».
— Сиара! — звучит у меня из-за спины знакомый голос, в котором ясно слышатся нотки легкого недовольства.